Непростая штука жизнь.

Время на рубеже XIX и XX веков было непростым для всех, кто состоял в причте храма. Грозные предзнаменования больших бед виделись многим, но, как это часто бывает, тогда не слышали гласа благоразумных. Приход жил своей жизнью, да только ее уклад все заметнее менялся. Из села народ стал подаваться на заработки, благо было куда. Судя по «Справочным книгам Санкт-Петербургской купеческой управы», в столице сложилось целое землячество, составленное из торговцев вином, выходцев из Горской и Акатьевской волостей Коломенского уезда. Вот как их описывали: «Сначала в целовальники шли одни гнусные промышленники, развратившиеся от городской жизни, потом в разных местностях сделалось обычаем вместо заработков ходить в города в целовальники, и, наконец, появились целые села, откуда на всю Россию выходили целовальники». В 1873 году такого рода предпринимателей – выходцев из сел и деревень Горской волости Коломенского уезда – в Петербурге было 33 человека, а из одного только села Белые Колодези Акатьевской волости 29 душ! И это только те, кто выбирал «промысловые свидетельства», то есть вел торг. У них еще служил не один десяток конторщиков, приказчиков, буфетчиков, подавальщиков, половых и всяких там «мальчиков на побегушках», которые набирались из земляков и по родне. Так что более ста или даже двухсот человек, рожденных в Белых Колодезях, обживались в столице, торгуя в питейных заведениях! Для тех, кто был не так боек, чтобы вести винный торг, путь лежал на фабрики в Озеры, где они проводили большую часть времени, совсем забросив крестьянские наделы. Очень редко заглядывали те, кто уходил в Коломну, вернее в Боброво, на механический завод братьев Струве. Тем, кто умел работать «по металлу», разбирался в механическом деле и не лодырничал, на заводе платили куда больше, чем на ткацких фабриках. Уйдя на заработки, такие люди считались все еще прихожанами Успенской церкви и в бумагах писались крестьянами Акатьевской волости, хотя на самом деле селились ближе к заводу или в Озерах при фабриках. Все это плохо отражалось на жизни прихода. Фабрично-заводские люди заводили на селе порядки, которых прежде не видывали. Заметно усилилось пьянство, ибо кабацкий промысел процветал не только в столицах. В Белых Колодезях, где проживало 868 мужчин и 851 женщина, было несколько трактиров и распивочных. На выезде торговало заведение «Расставание», был еще трактир «Трансвааль», название которого стало следствием необъяснимо от чего вспыхнувшей любви к бурам – потомкам голландских переселенцев в Южной Африке, с которыми воевали англичане. Там, где расцвело пьянство, не замедлил появиться и упадок нравов. Приметой времени стало хулиганство, принесенное из заводских казарм и рабочих поселков, где молодежь была предоставлена сама себе, лишенная традиций воспитания по крестьянскому семейному укладу. Молодые люди весьма дерзко «пошаливали», и непременным атрибутом этих «шалостей» была водочка, которую стали пить несуразно рано и помногу. Раньше, когда крестьяне наличных денег не видывали месяцами, живя натуральным хозяйством, такого не было. Не то чтобы не пили – конечно, пили, но только пили по-другому. С другим, что ли, настроением.  Для радости, а не для «зачумления». Да и в крестьянскому быту работы «от сих до сих» не было, поэтому делу отдавали время, а потехе – час. У фабричных жизнь строилась по-иному. В село они приходили «гулять», показывать удаль и достаток, явно демонстрируя «сельской темноте», какие они «городские» ухари. Неся в кабак «кровно заработанное», прихожане стали регулярно обносить храм Божий своими пожертвованиями, и сельскому причту жилось весьма туго. По мере общего удорожания жизни доходы церкви не росли, так как вся деятельность прихода была мало приспособлена к столь кардинальным и быстро происходившим изменениям сельской жизни. Основой прежнего благополучия причта была «пропорция» земельной собственности. Имелась она и у Успенского храма в Белых Колодезях, однако проку от нее было мало. Причт располагал 350 квадратными саженями усадебной земли, 34 десятинами (десятина примерно равна гектару) пахотной и полутора десятинами сенокосной земли. Да только проку в том было мало – церковный надел находился рядом с селом, при дороге, поэтому ежегодно подвергался потравам. Поменять участок было невозможно, обрабатывать невыгодно, в аренду эту землю взять охотников не находилось. Поэтому землю фактически забросили. Был еще, правда, капитал, составленный из банковых билетов на сумму 7133 рубля, который давал проценты. Но выходило тех процентов по 272 рубля в год, и делить их следовало между священником, дьяконом, двумя псаломщиками и просфорней. Что-то давали требы, что-то бросали в кружку, опять же несколько раз в год «ходили по приходу», однако все это было мизерно и ненадежно. От этого и в ведомости было записано, что «содержание причта недостаточное». Приходилось всячески «маневрировать», сокращая расходы. Если раньше сельское священство жило в своих домах, построенных на усадебной земле, принадлежавшей церкви, то с наступлением XX века священнослужители всячески пытались избавиться от собственной недвижимости,  за которую надо было платить обязательные страховые суммы и налоги на имущество. Дома продавались в собственность прихода, и теперь священник, получив в руки некоторую сумму денег, клал ее в банк под проценты и, получая с этого прибыль, «затыкал дыры семейных бюджетов». В прежние времена при переводе на новый приход дом продавался, а в новом приходе выкупался у предшественника. Теперь же при переводе дом оставался в собственности прихода. В приходе Успенской церкви села Белые Колодези наблюдался полный спектр вариантов имущественных владений. Церкви принадлежал старый дом, в котором квартировала семья священника Павла Левитского. В клировой ведомости отмечалось, что этот дом ветхий. Кроме него, церкви принадлежали каменная сторожка и деревянный сарай. Дьякон Василий Троицкий имел свой собственный деревянный дом, выстроенный на земле, принадлежавшей церкви. Оба псаломщика и просфорница (люди приезжие, малосемейные, в селе жившие недолго) вообще снимали у селян квартиры. Новые времена грозно накатывали на старинное село и не несли они ничего хорошего для прихожан и причта. Впереди были войны, революция. С ними пришли голод и эпидемии, продразверстка, репрессии, раскулачивания, а венцом всего этого «букета» несчастий стало разорение и закрытие храма, аресты и казнь священников.