Благочинный города Коломны и округи священник Троицкой церкви Михаил Федоров Дроздов (отец митрополита Филарета) рапортом, поданным им в консисторию 17 января 1796 года, извещал о том, что в день Рождества Христова, 25 декабря 1795 года, дьячок церкви Василия Великого села Васильевского, также называемого Якшино, Василий Абрамов словесно сообщил ему, благочинному, что той Васильевской церкви священник Феодот Иванов, отслужив в воскресный день 23 декабря литургию, неизвестно куда с женою и детьми отлучился, да так больше никто из них и не объявился. Узнав, что отец Феодот и семейство его не вернулись на приход и в январе, отец Михаил сообщил о пропавшей семье иерея в консисторию, а оттуда 29 января во все духовные правления епархии были разосланы распоряжения найти Феодота  Иванова с женой его и детьми. Где бы они ни были обнаружены, их надлежало поймать и за надежным караулом прислать в Коломенскую консисторию для проведения следствия. Дело это было нешуточное – бегство попов с приходов было явлением довольно распространенным, оно даже получило специальное название «беглопоповщина». Еще таких священников называли «перемазанцами», потому что беглецы уходили к старообрядцам, где их принимали, совершая над ними миропомазание. Раскольникам приходилось сманивать православных попов не от хорошей жизни. Многие священники, отрицавшие реформы, начатые Никоном, постепенно, к исходу XVII века, умерли. Некому стало служить, отпевать, венчать и крестить «по старому обряду». Чтобы найти хоть какой-то выход из сложного положения, идейному вдохновителю раскола протопопу Аввакуму пришлось пойти на компромисс, объявив своим духовным чадам, что дозволяется принимать и признавать священство тех попов, которые были посвящены после 1666 года (рубеж окончательного расхождения главенствующей Церкви и старообрядцев), но позже отреклись от «новой веры», и приняли «старую веру». Так в России и появилось явление, названное «беглопоповщиной». Раскольники долго ломали головы над вопросом: как, переводя иерея в свою веру, удержать благодать, полученную им при рукоположении? Пробовали сохранять благодать священства, погружая иереев Греко-Российской Церкви в купель в полном священническом облачении. Потом решили отказаться от этого и ограничились только «вторым разрядом» – принимали к себе иереев, совершая лишь миропомазание. Но и в этом случае священство пропадало, и снова приходилось придумывать обряд! Дошло до того, что соглашались принимать греко-российских беглых священников после их отречения и проклятия ересей, то есть «третьим чином», как случайно заблуждавшихся. Смущало «верных» еще одно обстоятельство: побег священника был серьезным преступлением, осуждавшимся Церковью и государством. Это самовольный уход с места, отказ от порученного служения и молитвенное общение с лицами, отколовшимися от Церкви. При поимке таких беглых попов их лишали сана и отдавали в руки светской власти, ну а уж там с ними поступали, «как надлежит поступать с шельмами». Немудрено, что на такой риск часто шли священники, состоявшие под судом за различные преступления или уже осужденные, даже лишенные сана, а таковых и принимать-то не очень хотелось. Так раскольники промучились без малого целый век, пока наконец Манифестом от 4 декабря 1762 года вступившей на престол императрицы Екатерины Второй старообрядцам были дарованы свобода богослужений по собственным обрядам и милостивое разрешение вернуться в российские пределы тем, кто бежал от преследований за исповедание своей веры. Для размещения вернувшихся старообрядцев отвели 70 тысяч десятин земли в Самарской губернии, вдоль левого притока Волги, реки Большой Иргиз, где было основано несколько скитов, скоро превратившихся в монастыри, вокруг которых выросли слободы и деревни. В числе других льгот, дарованных старообрядцам Манифестом 1762 года, было объявлено и о прекращении преследования священников Греко-Российской Церкви, перешедших в раскол, если они не совершали уголовных преступлений. Но даже если и совершали, то, попавшись в руки властей, они сана уже не лишались, и отдавались духовному начальству, которое заключало их в монастыри. Таким образом, было фактически признано право старообрядцев иметь своих священников, и это вызвало значительный отток в раскол священников Греко-Российской Церкви. Возникла целая система переманивания и «увода попов», сложились нелегальные цепочки связников, по которым переправляли беглых попов в надежные убежища. Оттуда их уводили на Иргиз и в иные места, где и «принимали в старую веру», или, как это стало называться, «исправляли». Постепенно там выработали общие правила «перемазания». Сначала подвергавшийся обряду «исправления» проклинал новшества Греко-Российской Церкви. После этого совершали миропомазание вновь поступающих и тотчас омывали места помазания. На Соборе 1783 года в Москве постановили принимать во всех общинах только священников, прошедших «исправу» на Иргизе. Таким образом, Иргиз был центром старообрядчества, а братство иргизских монахов стало некоей коллективной епископией. Отсюда по старообрядческим общинам рассылались священники, и за каждого такого посланного попа на Иргиз шла плата от общины, в которую он был направлен. В зависимости от того, временно он будет там совершать требы или останется навсегда, Иргизскому братству платили от 200 до 500 рублей. Похоже было на то, что отец Феодот из Якшино «навострил лыжи» как раз в один из иргизских монастырей, которые в ту пору переживали пору своего расцвета. Беглецы верно рассчитали, что во время Рождественских Святок быстро организовать их поимку не смогут. В январе же, когда объявили розыск, беглого семейства уже и след простыл.