Советское время. 1920-1930 годы. (Из книги В. Ярхо «Храмы над Окой»). Плановое истребление.

Складывается впечатление, что, получив разнарядку из центра о необходимости репрессировать определенное количество «врагов народа», младший лейтенант Остапов составил план действий, подсчитав, скольких можно было бы «подогнать» под категорию «А», а скольких «пустить» по категории «Б». Священники были самыми удобными мишенями для первой атаки – по советским меркам их вина заключалась уже в самой принадлежности к поповскому сословию. С остальными же надо было «возиться», а разнарядку надлежало выполнять «ударными темпами». Поэтому, сосредоточившись на «поповской теме», младший лейтенант все остальное оставил «на потом». Дела же для озерского священства он кроил и шил по одной мерке, добиваясь выявления фактов «контрреволюционной агитации против советской власти и колхозного строя». Делалось это просто – выбирали тех, кто по слабости, по злобе, а может, по идейной направленности был готов дать «нужные» показания. А потом только оставалось наводящими вопросами добиться от них нужных слов да все как положено записать. Это тоже нужно было уметь – писать дела тем языком, который даже самые простые слова, произнесенные когда-то и по какому-то поводу, превращал в «контрреволюционную пропаганду». Как именно Остапов стряпал обвинительные дела, можно увидеть, поставив рядом дела сосновского батюшки отца Василия Шалаева и бояркинского отца Дмитрия Русинова, которых жернова сатанинской мельницы репрессий затянули все в том же октябре окаянного 1937 года, когда на всем пространстве бывшего Коломенского уезда, в нескольких районах сразу, перемалывалось священническое сословие. Свой «заход» на отца Василия Шалаева младший лейтенант Остапов начал с подготовки компрометирующего материала. С этой целью 30 сентября он вызвал на допрос двух свидетелей – председателя колхоза Анну Ивановну Каштанкину и жителя Сосновки, колхозника Евгения Петровича Калиничева. Вряд ли выбор Остапова пал на этих лиц случайно. Председателю Каштанкиной по должности полагалось оказывать содействие «органам», а Калиничев был, видимо, из тех, кто готов был к такому сотрудничеству более остальных. Не исключено, что он был «доверенным лицом», как чекисты называли своих агентов, которых в народе звали «стукачами», «дятлами», «барабанщиками» и прочими словами, в основном относящимися к ненормативной лексике. Первым в 10 часов утра 30 сентября 1937 года в кабинет Остапова вошел Евгений Петрович Калиничев, 1888 года рождения, уроженец села Сосновка Озерского района, русский, гражданин СССР, не имеющий паспорта как проживающий в сельской местности. Калиничев происходил из середняков, был женат, имел троих детей. Он окончил трехклассную сельскую школу, был беспартийным, несудимым, служил в РККА рядовым с 1919 по 1920 год. Занеся все эти анкетные данные в протокол допроса, младший лейтенант Остапов спросил Калиничева, знает ли он Василия Михайловича Шалаева, Марфу Бычкову и сестер Киселевых, Веру и Марию. Если знает, то каковы у него с этими лицами отношения? Свидетель сообщил, что всех этих лиц он знает, так как живет с ними в одном селе и волей-неволей встречается с ними. Известно ему, что Марфа Бычкова в прошлом середнячка, после создания колхоза в него не вступила и живет за счет церкви. Сестры же Киселевы происходят из кулаков – до революции их отец в Ленинграде имел чайную. Поселившись в Сосновке, Киселевы живут исключительно при церкви, помогают попу. Потом младший лейтенант Остапов поинтересовался: «Вам известно о контрреволюционной деятельности Шалаева, Бычковой и Киселевых»? Свидетель же Калиничев не стал запираться и выложил все, что требовалось гражданину начальнику, сообщив следующее: «Шалаев с церковниками Бычковой и сестрами Киселевыми представляют тесную группу часто общающихся между собой лиц, враждебно настроенных против советской власти, ведущих среди населения резкую контрреволюционную агитацию, направленную против партии и советской власти. Летом сего года Шалаев, обиженный тем, что сельсовет не разрешил ему ходить с крестным ходом, говорил: “Над нами совершают насилие, нам не дают отправлять религиозные обряды, а говорят, что церковь отделена от государства. Раньше, при старой власти, жилось много лучше. Тогда никто нам не запрещал верить в Бога и молиться Ему, а сейчас запрещают”. В июне сего года Шалаев говорил на улице: “Раньше люди жили свободно, и жизнь была лучше. Всего было много, а сейчас с колхозами ничего нет. И народ весь замучен: работает без отдыха, нет у него ни радости, ни праздника”. Бычкова и Киселевы называли коммунистов антихристами и слугами дьявола. Бычкова подле своего дома говорила соседям в июне этого года: “Большевики эти бесы проклятые. Жду не дождусь, пока они сдохнут!” В другой раз говорила: “Коммунистов и колхозников давно нужно передавить. Они слуги антихриста и ведут народ к гибели”. В августе сего года она же говорила: “Скорее бы война, тогда бы мы посчитались с колхозниками и коммунистами. За все бы с них спросили! От них не стало жизни свободной! Даже церкви им мешают!” Сестры Киселевы, у которых живет поп Шалаев, на колхозников смотреть не могут спокойно – так им ненавистен колхоз. Летом 1937 года, находясь в группе колхозниц, Мария Киселева, указывая на проходящую мимо председателя колхоза Каштанкину, говорила: “Вон идет ваша погонялка!” В сентябре та же Мария говорила: “Советская власть закрывает церкви, притесняет верующих. В Библии сказано, что придет антихрист и будет ставить печать на всех, так и большевики сейчас всех припечатывают колхозом”». Вряд ли Евгений Калиничев говорил именно так и именно это. Допрос длился без малого полтора часа и закончился в 11 часов 25 минут. Записанное в протокол младший лейтенант Остапов выудил из всего сказанного за полтора часа, формируя нужные ему показания свидетеля. Впрочем, Калиничев, не став ничего уточнять, подписал протокол, соглашаясь со всем, что в него было занесено. После обеда – в 14 часов – начался допрос свидетеля Каштанкиной Анны Ивановны, 1899 года рождения, уроженки деревни Климово, гражданки СССР, не имеющей паспорта, проживающей в сельской местности. Она происходила из крестьян-середняков, окончила трехклассную сельскую школу, была беспартийной, несудимой, замужней, имела пять человек детей. Проживала Анна Ивановна в селе Сосновка, была председателем колхоза. Так же, как и Калиничев, она сообщила, что Шалаев, Бычкова и Киселевы ей хорошо известны. Когда Остапов поинтересовался, что председателю Каштанкиной известно о «соцполитпрошлом» вышеназванных лиц, Анна Ивановна про отца Василия Шалаева, Марфу Бычкову, Веру и Марию Киселевых поведала начальнику райотдела НКВД следующее: «Бычкова Марфа в прошлом середнячка, а в настоящем без определенных занятий – она председатель церковного совета церкви в селе Сосновка. Вера и Мария Киселевы вместе с отцом и братом раньше имели в Ленинграде пивную и чайную. В настоящее время в колхозе не состоят, неизвестно чем занимаются, состоят членами церковного совета». О контрреволюционной деятельности этих лиц Анна Каштанкина знала не многим более Калиничева, во всяком случае, Остапов занес в протокол следующее: «Шалаев у нас в селе Сосновка организовал вокруг себя церковный актив, в который входят Бычкова Марфа и сестры Киселевы. Сам Шалаев живет у Киселевых, куда часто заходит и Бычкова Марфа. Вся эта группа, тесно общаясь между собой, среди населения ведет контрреволюционную деятельность, агитирует против всех мероприятий партии и правительства, особенно же против колхоза. Вся эта группа пользуется влиянием среди единоличников и части колхозников и свою ненависть к колхозу доводит до того, что когда гражданка Кузнецова Пелагея в 1936 году вступила в колхоз, то они ее выгнали из церковного совета и стали травить ее в церкви. Контрреволюционная агитация этой группы носит систематический порядок, всех фактов припомнить не могу. Могу лишь о нескольких фактах показать, которые сохранились у меня в памяти. В июне сего года на улице в группе населения села Сосновка Шалаев по вопросу отказа ходить ему с крестным ходом, говорил: «Над нами совершают насилие, ограничивая в совершении религиозных обрядов. Раньше, при старой власти, никто людям не запрещал верить в Бога, как им хочется, а сейчас советская власть религию угнетает. В июле сего года в разговоре на улице Шалаев говорил: «Раньше люди жили свободно и жизнь была лучше. Всего было в изобилии. А теперь власть построила колхозы, и народ стал как связанный – ни отдыха, ни праздника, одна только работа. В сентябре сего года на улице, встав против меня, Шалаев сказал: “Я не понимаю, что вы с колхозниками разговариваете? Посадили бы всех в тюрьму, да и заставляли бы их всех работать. Уж тогда бы точно прогулов не было бы! Работали бы по-колхозному!” Бычкова Марфа и Киселевы враждебно относятся к колхозникам, особенно к руководству и колхозному активу. При встречах только и знают, что ругаются, и другого имени, как “антихрист”, от них мы не имеем. Так в начале лета сего года на улице напротив своего дома Бычкова мне говорила: “Большевики эти бесы проклятые. Жду не дождусь, когда они проклятые передохнут!” Другой раз, также летом сего года, в июле месяце, на улице в группе населения Бычкова Марфа говорила: «Коммунистов с колхозниками нужно давно передавить, так как эти слуги антихристовы и ведут народ к погибели». В августе того года среди колхозников и единоличников Марфа говорила: «Советская власть грабит крестьян. Скорее бы война была, тогда мы поговорим и посчитаемся с сельсоветчиками, которые не дают нам жить и дышать свободно». Такие же разговоры ведут среди населения сестры Киселевы. Так, в июне сего года Вера Киселева говорила своим соседям: “Кому нужен ваш колхоз? Коммунистам?! Так они слуги антихристовы. И колхоз ваш – выдумка антихристова. Коммунисты скоро слетят от власти, и останетесь вы со своим колхозом нищими». В начале августа сего года около церкви в группе граждан Вера Киселева говорила: «Поскорее бы была война, тогда наших правителей сметет. Какая бы власть ни была, он же от Бога, а коммунисты от бесв». Зимой 1937 года на улице в группе граждан Мария Киселева в группе колхозниц говорила: «Советской власти долго не быть. Народ не за нее, потому что народу нужна церковь, а советская власть притесняет верующих, закрывает церкви, ссылает неповинных священников». Летом 1937 года в группе колхозниц она жеговорила: “Вон идет ваша погонялка! Вы как рабы в колхозе – отдохнуть не можете, вот какую жизнь вам сделала советская власть”. В сентябре месяце сего 1937 года около своего дома Мария Киселева говорила: “Зачем коммунисты закрывают церкви? Зачем не дают людям жить? Им, антихристам, церковь стала помехой, потому что они грабят народ”. Агитация группы вышеуказанной группы разлагает народ, а потому имеет место много невыходов на работу, да и единоличники, настроенные Шалаевым и его компанией, иногда враждебно высказываются по отношению к колхозам». Показания эти стали основой обвинения, но надо было бы к ним прибавить еще чегонибудь, однако найти подходящий материал оказалось не так просто. Во всяком случае, от первоначальной идеи «разоблачить организованную группу» младший лейтенант вынужден был отказаться, целиком сосредоточившись на фигуре отца Василия Шалаева, решив упечь его во чтобы то ни стало. Это очень заметно по следующим документам дела №10035, заведенного Остаповым.

Добавить комментарий