Познакомившись с мемуарами столь разных людей, как товарищ Глушенкова и гражданин Швецов, порознь повествовавших о жизни в Озерах и окрестностях, мы теперь уже можем довольно явственно себе представить, каково жилось тогда людям.

Нет ничего удивительного, что озерских большевиков стали гнать уже весной 1918 года, несмотря на то, что они были вооружены и готовы стрелять. Первым досталось товарищу Крюкову, который, приехав из Москвы, собрал в фабричном цеху митинг. Но едва он, забравшись на перевернутую кадушку, завел речь о необходимости отделения Церкви от государства, рабочие возмутились и набросились на оратора. Товарища Крюкова стащили с кадушки и стали бить. Когда товарищ Глушенкова попробовала за него вступиться, крича, чтобы не убивали, а то хуже будет, ее саму побили и попытались выбросить в окно, пропихнув в форточку. В тот раз Глушенкову спасло то, что она была «широка в кости» и не пролезла – наполовину высунутая наружу, депутатка застряла в форточке. Пока с ней возились, подоспела подмога, и ее отняли у жаждавших расправы ткачей. Это происшествие нисколечко не изменило мировоззрение Глушенковой и ума ей ни капли не прибавило. К июню 1918 года она поселилась в фабричной казарме. В это время в Озерах произошло восстание, во время которого Глушенкова едва не погибла. Началось все с того, что 6 июня 1918 года в Озеры прибыли два агитатора от оппозиционных партий, представители «чрезвычайного съезда рабочих Петрограда» – меньшевики Смирнов и Горбатов, а с ними человек из Коломны. В это время среди ткачей кипело недовольство из-за голода, расценок за работы на национализированных фабриках, а также действий местных Советов. Агитаторы раздали листовки по фабрикам и хотели собрать митинг на фабрике Моргуновых, но члены фабричного комитета отказали им, сказав, что разрешить общее собрание без согласия профсоюза нельзя. Когда делегаты пошли к председателю профсоюза за разрешением, тот попросил у них одну листовку для ознакомления. Там говорилось, что в бедствиях рабочих и всего народа вообще-то виноваты большевики. Председатель был под стать Глушенковой, и политических конкурентов на фабрику допускать не желал – не для того он был посажен на свое место. По телефону он связался с местным Советом депутатов и коротко «обрисовал ситуацию». Там медлить не стали и по постановлению исполкома озерского Совдепа приезжих из Питера и Коломны взяли под арест, посадив в подвал дома, в котором размещался Совет. Весть об аресте агитаторов оппозиции вызвала недовольство на фабриках, и толпы рабочих стали стягиваться к электротеатру, где 6 июня проходило заседание пленума Совдепа. До обеда пленум прошел спокойно, но потом, когда арестованных отправили в подвал и к синематографу стали подтягиваться рабочие с фабрик, ситуация накалилась. В зал проникли местные обыватели и рабочие фабрик. Кто-то из них крикнул, что члены Совдепа зарыли в землю мясо, когда население голодает. Председатель Совдепа Набегин уверял, что зарыли только голову быка и кишки со шкурой, но его уже никто не слушал. На членов Совдепа накинулась толпа, и под крики: «Мошенники!» – их принялись лупить. Набегин пальнул вверх из револьвера и, отпугнув народ, рванул к выходу. Его товарищи поспешили за ним, а толпа – следом, посылая вдогонку тумаки. На улице совдеповцев уже поджидали, и они еле успели, перебежав дорогу, забаррикадироваться в доме Совета депутатов, где было 14 винтовок, а главное – телефон, связь с Коломной, куда они тут же начали названивать, прося подмоги. Тем временем толпа разделилась, и пока одни окружали дом Совета депутатов, другие начали бить и разоружать милицию, громить советские учреждения, захватывая оружие. В разных местах города добыли еще 12 винтовок из тех 26, что еще в 1917 году привезли из Коломны. В это самое время Глушенкова, жившая в рабочей казарме, попалась на общей кухне, и рабочие, зная, что она большевичка, стали бить ее смертным боем. Спасли Глушенкову те самые дети, которых она дважды чуть не убила и запирала под замок, отправляясь по своим большевистским делам. Дети вцепились в мамку и стали кричать. Их вопли остудили пыл нападавших, иначе быть бы Глушенковой растерзанной в тот день. Куда хуже пришлось милиционерам – одного из них обнаружили в чайной, за кубом с кипятком, и рабочий Филиппов, отобрав у него револьвер, выстрели в избитого уже милиционера несколько раз, а потом побежал к дому Совета депутатов, куда спешили все, захватившие оружие. К этому времени в толпе появились стихийные лидеры: Игумнов, Павлов, Веселовский, Сорокин, которые призывали высадить двери и взять дом штурмом. Для переговоров на крыльцо вышел красноармеец Рыковцев, предложивший выбрать уполномоченных для переговоров – Совдеп тянул время, ожидая с минуты на минуту поезд из Коломны, с которым обещали прислать отряд Красной гвардии. Но толпа не хотела переговоров, а желала расправы над совдеповцами и требовала выдачи председателя и его приспешников. Парламентер Рыковцев сказал, что это невозможно, и ушел в дом, а толпа ринулась ломать двери. Подбадривая народ, Игумнов и остальные лидеры толпы кричали, что по людям стрелять не станут, только пальнут в воздух для острастки. Тут они здорово ошиблись: из окон дома шарахнули винтовочным залпом прямо по толпе, и на месте была убита одна женщина. У осадивших дом Совета депутатов было четыре ручные гранаты, и в ответ на огонь винтовок они бросили их внутрь дома, одну за другой. Взорвалась только одна из гранат, но и этого хватило, чтобы отогнать засевших у окон. Распоряжавшийся осадой Игумнов приказал захватить телефонную будку, имевшую прямой провод с Коломной. Оттуда никак не могли дозвониться в Совдеп, потому что провода телефона перебило осколками гранаты. Тогда из Коломны стали вызывать эту самую телефонную будку, просили к трубке председателя Набегина. На очередной звонок за Набегина отвечал Игумнов, сказав командиру красноармейцев, что присылать отряд не нужно, дескать, мятеж подавлен местной милицией и членами Совдепа.

Пока он вел переговоры, рабочий Гавриков с товарищами прикатил из лавки потребительского общества бочку керосина, а другая группа под началом Щербакова притащила с фабрики насос. Качая им керосин из бочки, они стали поливать здание, в котором засел Набегин и его клевреты. Дом подожгли, а когда примчалась пожарная команда, ее и близко не подпустили. Спасли совдеповцев красноармейцы, которых все же выслали экстренным поездом из Коломны. После прибытия красноармейцев ткачи разбежались, а вместе с ними ушли и выпущенные из подвала горящего дома арестованные днем Смирнов с Горбатовым и их коломенский товарищ. Озерский Совдеп принялся подсчитывать потери и убытки, а губернские «Известия» (№122 от 18 июня 1918 года) сообщали, что озерские большевики в тот день потеряли двоих убитыми и четверых ранеными. Взбунтовавшиеся ткачи разграбили квартиры комиссара по гражданским делам Волкова, председателя комитета партии Набегина и заведующего электроклубом, члена культурно-просветительского отдела Климова. Озеры и весь уезд были объявлены на осадном положении. К вечеру 6 июня 1918 года пришел черед Совдепа брать реванш: по Озерам прокатилась волна обысков и арестов, и вскоре все зачинщики и активисты мятежа были арестованы. Их под усиленным конвоем отправили в Москву, где началось следствие, продлившееся до сени, а 19 октября 1918 года в Революционном трибунале рассматривалось дело «о контрреволюционном мятеже в Озерах». Трибунал приговорил Семена Горбатова, Николая Игумнова, Петра Аксенова, Жильцова и Антона Гарнова к расстрелу; Павла Боброва и Евсея Веселушкина – к заключению и принудительным работам сроком на 15 лет; Константина Пименова, Кирилла Красикова, Федора Бессонова, Василия Елисеева, Терентия Кобозева, Ивана Боброва, Николая Гаврикова, Артемия Семенцова – к 12 годам заключения и принудительных работ; Осипа Сарычева, Ефима Киселева, Терентия Евграфова и Анну Фионычеву – к двум годам условно, а Михаила Балашова, Алексея Фомина и Николая Кокорева оправдали за недоказанностью их участия в бунте.