Когда к осени 1929 года стало ясно, что власть, так сказать, закусила удила, причт Введенского храма 6 октября вывел верующих на акцию протеста. Народу собралось довольно много, и это напугало власти, не желавшие из-за поповской прихоти и бабьей блажи (так тогда называли религиозные устремления людей) терять свои тепленькие места. Ответ властей был неадекватно жесток. По Озерской округе были срочно проведены собрания общественности, на которых «выступление религиозников» называли антисоветской выходкой, идеологической диверсией, «направленной на подрыв социалистического строительства».

Срочно собрали учительскую конференцию, на которой планировалась расправа над педагогами, которые поддержали выступление священства и прихожан. Среди учителей было немало верующих, поскольку многие из них происходили из семей духовенства. Ведь основу педагогического корпуса начальной школы тогда составляли преподаватели, пришедшие из церковно-приходских школ, а они, как правило, были «поповны» и «поповичи», окончившие духовные училища и епархиальные женские училища, дипломы которых давали право преподавания. В Озерах эти учителя преподавали в школе №3, как стали именовать после революции «народное училище», открытое Василием Максимовичем Моргуновым в 1864 году. На учительской конференции директор школы №3 Тюнина взяла под свою защиту учительницу Надежду Воздвиженскую – дочь священника Алексея Лихачева, выпускницу епархиального Филаретовского училища, которую к тому моменту уже сняли с работы «за отказ вести антирелигиозную агитацию и беседы «о выходке 6 октября 1929 года». Священника Алексея Васильевича Лихачева, которого объявили главным организатором антисоветской акции, арестовали 18 октября 1929 года – батюшку взяли под стражу у него дома, по адресу Коммунистическая площадь, дом №15. В тот же день пришли в дом №50 на площади Карла Маркса, где жил церковный активист Василий Петрович Черухин, брат того самого председателя мелиоративного общества Черухина, которого до того клеймили на страницах советской прессы за то, что дома у него были открыто выставлены иконы. Еще через два дня, 20 октября, арестовали Ивана Федоровича Коренькова, проживавшего по адресу: Коммунистическая площадь, дом №39А. Он был заметной личностью в селе – участник разных благотворительных акций, казначей попечительств, церковный активист. После скандальной неудачи организовать «единодушное возмущение советских учителей выходкой церковников» на учительской конференции власти набросились на директора Тюнину и весь коллектив школы №3, «разобрав его по косточкам» в газетных статейках.

Инспектора уездного отдела народного образования Бенедиктова, пытавшегося вступиться, сняли с работы. В качестве обвинения педагогам вменяли происхождение, их называли «бывшими людьми». Учитель М.М. Воздвиженский, муж дочери арестованного священника Лихачева, находившегося в тюрьме под следствием, получалось, сам был «зятем попа», а это, знаете ли, означало «плохую анкету» и риск быть обвиненным в чем угодно, что можно было истолковать как антисоветское действие. Е.С. и Е.М. Доронины были двоюродными сестрами и происходили из большого семейства озерских коммерсантов – Е.М. Доронина была дочерью «известного на всю Озерскую округу торговца Михаила Абрамовича Доронина». Учительница М.Н. Смирнова – была дочерью священника, «в школу поступила помимо биржи труда, по просьбе попа Алексея, которому не отказала заведующая школой Тюнина, находившаяся под покровительством инспектора УНО Бенедиктова». Даже сторожиха школы З.Н. Телепнева и та была «бывшей» – дочерью дьячка одной из горских церквей. И директриса Тюнина мало того, что «покровительствовала бывшим», так ведь и сама была верующей, и «год только, как сняла иконы, спрятав их в укромный уголок». В газете «Красные Озеры» расчихвостили «шкрабов» («школьных работников» – так тогда называли учителей, избегая старорежимных названий) школы №3. В том же номере опубликовали письма читателей, в которых высказывались пожелания закрыть церковь в Озерах, переоборудовав ее в столовую, просьбы передать здания церквей в Суково и еще ряде сел под сельсоветы и культурные надобности. В самый разгар этих событий произошло трагическое происшествие, которое подтолкнуло местные власти к решительным действиям. В первый день зимы 1929 года дотла сгорел деревянный клуб текстильщиков, помещавшийся в стареньком озерском синематографе. В том, что огонь уничтожил и гнездо безбожников, у которых при клубе была штаб-квартира, многие видели возмездие за дерзкие потуги богоборчества. Но «борцы с религиозным дурманом» не желали видеть в этой катастрофе предостережений от трагических ошибок совершаемых ими. Более того, в том, что старый клуб сгорел, они увидели отличный повод для новых атак на Церковь. При дефиците зданий, пригодных для размещения общественных организаций, в Озерах возник известного рода кризис. Строить новые вместительные помещения для общественных нужд было не на что, да и долго, а собираться тем же безбожникам стало негде. Также негде было «крутить кино», которому отводилась весьма важная роль в деле социалистической пропаганды, заседать по торжественным случаям и проводить прочие массовые мероприятия. Вот и появилась соблазнительная мысль: изгнав из Введенской церкви «религиозников», использовать громадное здание под клуб, вольготно разместив там все кружки и организации, которые прежде теснились в стареньком синематографе. Месяц ушел на обсуждения и согласования, а в январе 1930 года на пленум президиума городского совета было подано ходатайство о закрытии Введенской церкви и использования ее помещений для культурных целей. Районный исполнительный комитет 25 января 1930 года рассмотрел протокол пленума о планах закрытия церкви в г. Озеры и постановил: «Поддержать решение пленума изъять церковь через окрисполком для культурных целей трудящихся города Озеры». В те же дни решилась и судьба арестованных «озерских религиозников». Обвинявшиеся в антисоветской агитации В.П. Черухин, И.Ф. Кореньков и священник А.В. Лихачев 29 января 1930 года коллегией ОГПУ были приговорены к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение через три дня – 1 февраля 1930 года. Реабилитировали этих мучеников за веру только 13 мая 1991 года.

Захватившие церковь безбожники принялись в ней хозяйничать на свой лад. Перво-наперво, они осуществили свою давнюю мечту – сняли со звонницы колокола. Тогда было модным движение под лозунгом «Поповский звон в вагранку на переплавку, дадим Стране Советов металл!». Колокола пошли на переплавку как металлолом. Иконы, остававшиеся в храме, книги, облачения свалили в кучу и сожгли. Росписи на стенах наскоро замазали. На месте алтаря устроили сцену и натянули экран для показа кинофильмов. В четверике храма, под куполом, устроили танцплощадку. Чтобы не мозолили глаза кресты, не наводили на грустные мысли, а также с целью уничтожения памяти «о бывших», снесли маленькое кладбище в ограде храма, где хоронили людей, пользовавшихся особым почетом и уважением в прежние времена. Срыли могилы протоиерея Николая Никольского, храмоздателей, почетных прихожан и благотворителей, которые все сплошь были «классово чуждыми», а потому жалости к ним испытывать не полагалось. Заодно разломали во многих местах ограду, чтобы было удобнее ходить по уничтоженным могилам. Но все же церковь она и есть церковь. Клубу там было неудобно. Проступали лики святых сквозь краску, отапливать такое помещение было дорого, да и вообще обстановка «не располагала», трудно было создать нужное настроение. Решили построить новый клуб, а кирпич для стройки взять, разломав колокольню, ставшую не нужной. Ее взорвали, но толку из этого не вышло. Кладка стен колокольни была очень крепкой, и из расколовшихся частей здания удалось добыть совсем немного кирпича, пошедшего в дело. Считай, зря только снесли колокольню. Ну да что за беда? Ломать – не строить, душа не болит! Когда в 1937 году новый клуб в Озерах все же построили, опустевшее здание церкви, оказавшееся ненужным ни безбожникам, ни советским культуртрегерам, стали использовать для нужд организации «Заготзерно» и местной пожарной команды.