Как только стало известно, что появились некие организации, которые дают разрешения на открытие церквей, туда валом пошли письма-прошения, и к 1 ноября 1944 года в Мосгорисполком и исполком Мособлсовета поступило 245 заявлений от верующих граждан об открытии церквей. Как и подобает чекисту, товарищ Трушин провел анализ поступивших прошений и пришел к выводу, которым поспешил поделиться со своим шефом, генералом Карповым: «Наблюдается некоторое оживление работы церковников, группирующих вокруг себя граждан, пытаясь через них оказывать давление на органы советской власти с целью возобновления работы ранее закрытых церквей». На момент формирования этих органов советской власти, обладавших разрешительными и запретительными функциями, в Коломне действовала одна небольшая Богоявленская церковь, а в соседних Озерском, Луховицком и Воскресенском районах не было ни одной. Как указывалось в отчетах товарища Трушина, «в Озерском районе нет ни одной действующей церкви. Здания большинства недействующих церквей заняты под культурно-хозяйственные нужды». На первых порах важную помощь верующим, пытавшимся вновь открыть церкви, оказывали несколько интеллигентов, выступавших в роли консультантов и ходатаев церковных общин, добивавшихся открытия храмов или возобновления служб в тех церквях, где не было священников. В Коломенском районе бывший юрист Иван Петрович Волков, сын священника, через церковные советы возбудил ходатайство о возобновлении служб в церкви села Черкизово, где службы были прекращены после смерти последнего настоятеля. Нового священника в то время отыскать было сложно, и поэтому до 1944 года храм, как писали в старинных документах «стоял без пения». С изменением же политики партии в отношении Церкви, по ходатайству прихожан новый священник был прислан в Черкизово и службы в тамошнем храме возобновились, к вящей радости верующих всей округи. Архитектор-художник Комиссии по учету и охране памятников искусства при СНК СССР Константинов-Волков, сын дьячка, разъезжая по районам Московской области, предлагает церковным старостам организовывать группы верующих и ставить вопрос об открытии церквей. Была такая попытка предпринята и группой верующих города Озеры: «18 января 1945 года председателю Мособлисполкома тов. Тарасову справка: “За истекший 1944 год в Мособлисполком поступило 266 заявлений на открытие церквей. Рассмотрено 236, отклонено 194, удовлетворено. Из отклоненных 194 заявлений 91 было обжаловано. Уполномоченный Совета по делам РПЦ по г. Москве и Московской области А.А. Трушин”». В числе прочих была подана заявка и от группы озерских верующих.

Механизм подачи заявления был такой: надо было прежде всего в местном органе советской власти – городском или сельском совете – зарегистрировать религиозную группу, состоящую не менее чем из 20 человек, так называемую «церковную двадцатку». Члены «двадцатки» должны были указывать свои паспортные данные, фактически открыто заявляя об исповедании веры. Членами «двадцатки» не могли быть лица, лишенные избирательных прав, как их тогда называли, «лишенцы», а таковых было немало в числе выживших в годы репрессий верующих и оказавшихся не у дел после закрытия храмов членов причта, которых не арестовывали. Также нельзя было вписать в состав «двадцатки» лиц моложе 18 лет, членов партии и комсомола. После регистрации «двадцатки» и подачи заявления на открытие начиналось некое действо, которое протекало «за кулисами», сокрытое от глаз «непосвященных». Частью практической борьбы за открытие церквей или возобновления служб в церквях оставшихся без причта были самые разные приемы воздействия на лиц, принимающих решение. В ход шла и лесть, и разного рода «идеологические резоны» и шантаж – грозили «писать иностранные посольства о том, что в СССР не соблюдаются права верующих, гарантированных Сталинской Конституцией (именно так, с больших букв, чтобы уполномоченный понял, что отказывая просителям, он как бы выступает против «линии партии и лично товарища Сталина). Но наиболее действенной тактикой поведения была коррупция, а именно прямой подкуп, как сейчас бы выразились «занос де — нег в кабинет». И, судя по всему, существовала определенная такса «за открытие», равнявшаяся 50 тысячам рублей. Эта сумма фигурирует в делах об открытии нескольких храмов. Назывался и посредник, который передавал деньги уполномоченному. Эту роль брал на себя некий Лебедев Василий Прокопьевич, 1877 года рождения, проживающий в Москве по адресу Бужениновская улица, дом 32, квартира №5. По образованию он был юрист и утверждал, что является доверенным лицом товарища уполномоченного. Пользуясь тем, что «двадцаткам» и церковным советам отчаянно требовались консультации юристов и протекция ходатаев, товарищ Лебедев договаривался с общинами о том, что «обязательно откроет церковь», и брал аванс – 8 тысяч рублей. При этом он сразу говорил, «чтобы собирали деньги в размере 50 тысяч рублей». Их он брался передать «самому» и в случае, если решение по открытию храма было положительным, Лебедеву должны были заплатить 10 тысяч рублей.