Старая вотчина в статусе «сельца»

Давнее прошлое села Клишино и прихода Богородице-Рождественской церкви этого села имеет много общего с историями ближайших селений, расположенных вдоль по берегу Оки, на землях былого Зарайского уезда.

Изначально это была вотчина, принадлежавшая нескольким хозяевам, и имела она статус сельца, то есть сельского поселения, в котором был двор или дворы помещиков-землевладельцев, но не было церкви. С какого века повелся такой порядок, теперь уже известно одному Богу, но в платежных книгах конца XVI века, которые являются во многом базовыми для сбора сведений о рязанских вотчинах, сельцо Клишино поминается состоящим в Ростиславльском стане. Там же поминаются в числе владельцев Андрей Ильин, сын Дымов, да вдова Матрена Давыдовна Фаустова.

В другом источнике, которым мы постоянно пользуемся для получения верных данных о рязанской старине, книге Иоанна Добролюбова «Историко-статистическое описание церквей и монастырей Рязанской епархии», приведена информация о Клишино из приправочных книг 1616 года. Оно числится «старой вотчиной Масловых», но зовется «пустошью», «былым сельцом».

Судя по дате составления «Приправочных книг», на которые ссылается о. Иоанн Добролюбов, — 1616 год – старая вотчина Мальцевых, былое сельцо Клишино, обращенное в пустошь, было совершенно разорено военными действиями во время Смуты, когда в Зарайской округе шныряли отряды лисовичков. Что же касается фамилии владельцев и упоминания, что Клишино – их старая вотчина, то про господ Масловых известно, что они вели свой род от пана Александра Маслова, выехавшего из Литвы на службу к великому князю Рязанскому Олегу Иоанновичу. Сын того Александра, Феодор Александрович, а потом и внук, Константин Федорович, служили рязанским князьям в разных должностях, и за эту службу их одаривали землями. Между 1440 и 1456 годами несколько вотчин от Рязанского великого князя Иоанна Федоровича получил его воевода Константин Федорович Маслов, в том числе и земли «вверх речки Осетрец». Так что возможно, что это и есть примерная дата основания сельца Клишино, ставшего исконной, то есть «коренной», изначальной, вотчиной.

В отличие от многих других мест приокского края Рязанщины, разоренных во времена Смуты, Клишино возродилось из пепла, хотя, может быть, и не совсем на том же самом месте, где стояло изначально. Такое часто бывало, и пример этого – соседнее село Протасово, которое «переместилось» в сравнении с прежним местоположением на две версты.

Село на месте пустоши

В какое именно время возрожденное Клишино стало селом, то есть когда в нем построили церковь, точно сказать нельзя, но согласно все той же книге о. Иоанна Добролюбова «Историко-статистическое описание церквей и монастырей Рязанской епархии», в «Окладных книгах» 1676 года уже упоминается церковь Рождества Пресвятой Богородицы в селе Клишино. Служил в том храме отец Леонтий, а на приходе храма числился один двор боярский и 16 дворов крестьянских. Церковь не имела своей земли и сенокоса, а причт содержался прихожанами, дававшими батюшке и причетникам 6 четвертей ржи «в московскую меру» да 5 рублей деньгами.

Другими словами, отец Леонтий получал 1260 килограммов зерна и деньгами 5 рублей – это был годовой денежный оклад московского стрельца. В ту пору корова стоила 2 рубля, курица 3 копейки, около килограмма печеного хлеба – три четверти копейки. В одном рубле было 33 алтына и 2 деньги. В алтыне было 6 денег.

После отца Леонтия служил его сын, Дмитрий Леонтиев, рукоположенный в сан 10 декабря 1694 года. Кто был после него, свидетельств не сохранилось. Более подробно документы начинают сообщать о клишинском священстве, начиная с 40-х годов XVIII столетия. Это было время больших перемен в Клишино! Им тогда владели сразу несколько помещиков, имевших доли в окрестных угодьях. Самым знаменитым из здешних владельцев был граф Михаил Гаврилович Головкин, сын канцлера времен Петра Великого, который лишился своего имущества в результате политических пертурбаций 1741 года, когда в результате дворцового переворота к власти пришла императрица Елизавета Петровна, одним из главных политических оппонентов которой считался как раз граф. К моменту конфискации имущества в селе Клишино было 37 дворов, а в них жили 229 жителей обоего пола.

Фабрикация

Обитатели этого селения дополняли за- нятия сельским хозяйством кустарным ткачеством, вырабатывая из домашней льняной пряжи холсты, из конопляной – полотно, а из шерстяной – грубое сукно, известное под называнием «поскон». Так как в селе хватало умелых ткачей, искавших заработок, в Клишино одна за другой возникли несколько фабрик. Довольно редкое свидетельство об одной такой фабрике встретилось в «Духовных книгах о прихожанах» 1740 и 1741 годов, составленных священником церкви Рождества Пресвятой Богородицы села Клишино Феодором Архиповым. Там написано, что на приходе у исповеди и причастия были «села Клишина местного жи- теля и содержателя шелковой фабрики Андрея Семеновича Семенова крестьяне».

Тремя годами позже в Клишино основал свою фабрику купец Хвастливый, семья которого, «в кумпанстве со товарищи», еще при Петре Великом торговала парусиной. Во времена, когда корабли ходили по морю под парусами, такого рода товара требовалось много, и продавался он по хорошей цене. В 1743 году Хвастливый открыл в Клишино свою фабрику, выпускавшую парусину, на которой работали клишинские мужики. Вне всякого сомнения, дата основания фабрики связана с датой постройки каменной церкви, которую освятили в 1746 году в честь Рождества Пресвятой Богородицы, с приделом во имя Всех Святых. Так уж обычно и бывало, что «приход» больших денег в какое-то селение, успехи в торговых оборотах позволяли сделать большую постройку. А что строилось в селе из камня в первую очередь? Конечно же, церковь!

В 1750 году свою фабрику Хвастливый продал купцу Михаилу Петровичу Гусятникову, который еще шире повел дело, благо что возможностями для этого он вполне располагал. В Клишино на их фабрике полотно и парусину ткали на 96 станах, и в 1753 году оборот предприятия составлял 30 тысяч рублей. Таковы были люди, деятельность которых на многие годы определяла жизнь в селе и, соответственно, на клишинском приходе.

Поповские династии

В это время в Богородице-Рождественском храме служили, как правило, семейные кланы сельского священства. Такова уж была древняя русская традиция, в соответствии с которой после попа Феодора Архипова, составлявшего «Духовные книги» в 1740 и 1741 годах, служил его брат, Исидор Архипов, упомянутый в 1760 году. От отца Исидора приход достался его сыну и внуку Архипа, Никите Исидоровичу, поминаемому в делах 1784 года.

Следующим священником в Клишино, имя которого упоминается в документах, был Георгий Иванович Постников, родившийся в 1771 году и принявший приход 26 мая 1800 года. У него было двое сыновей: Михаил восьми лет и Иван двух лет. В 1805 году у отца Георгия родил- ся еще один сын – Алексей. Согласно «Ведомости о священнослужителях Зарайского уезда» 1806 года, при настоятеле Георгии Постникове служил дьячок Иван Петров, родившийся в 1775 году. Пономарем был Стефан Иванов.

Ревизская сказка, поданная во время седьмой ревизии в 1815 году, сообщает о причте Богородице-Рождественской церкви села Клишино несколько подробнее. Так, из этого документа мы узнаем, что отец Георгий был женат на Наталье Павловне, родившейся в 1772 году, что кроме сыновей, у них было две дочери: Федосья, 1798 года рождения, и Прасковья, 1799 года. Из ревизской же сказки узнаем, что Михаил, «старший сын попа Георгия Постникова», из состава прихода «выбыл в 1811 году», поступив в дьячки при церкви села Стружское Рязанской округи. Брат его Иван, которому было 14 лет, учился в Зарайском духовном училище. Про Алексея, которому должно было исполниться 10 лет, в ревизской сказке ничего не сказано – возможно, он умер маленьким, «попав между двух ревизий», ибо шестая ревизия, начатая в 1811 году, из-за вторжения Наполеона и вспыхнувшей войны завершена не была. За время, прошедшее между 1806 годом, когда оставлялась ведомость о причте, и подачей ревизской сказки в 1815 году, у отца Георгия и матушки Натальи Павловны родились сыновья: в 1808 году – Аким, в 1811 году – Константин, в 1814 году – Петр.

О семействе дьячка Ивана Петрова ревизская сказка сообщает, что он был женат на Пелагее Яковлевне, 1777 года рождения, и была у них дочь Параскева, 1808 года рождения.

Пономарь Стефан Иванов, 1787 года рождения, происходил из семьи церковнослужителя, но из каких мест Рязанщины был родом, по бумагам установить не удалось. Зато отмечено, что «в училищах он не был». В пономари к церкви Рождества Пресвятой Богородицы в Клишино в 1800 году поставлен архиепископом Симоном, он сразу же посвятил Стефана Иванова в стихарь. Также о нем сказано, что «читает и простое пение знает хорошо. Катехизис мало помнит. Поведения хорошего». Женат Стефан был на Евдокии Степановне, бывшей тремя годами младше его. У них родились: в 1807 году дочь Екатерина, в 1810 году сын Сергей, в 1812 году другая дочь, Дарья. Поз- же у них родились еще дети: в 1828 году Мария, за нею Андрей, потом в 1836 году Николай. Андрей и Николай, когда выросли и выучились, стали свя- щенниками. Заштатным при храме числился дьячок Иван Федоров, умерший в 1822 году.

Состав причта оставался неизменным многие годы. Со времени седьмой ревизии успели отгреметь Турецкая и Персидская военные кампании. После смерти императора Александра Благословенного произошла смена правления, и 14 декабря 1825 года, в день принесения присяги, случилось восстание столичного гарнизона. Оно было жестко подавлено войсками, верными новому императору Николаю Павловичу. В начале 1830-х годов поляки восстали в борьбе за независимость, и с ними пришлось несколько лет воевать… Но все это происходило где-то далеко от Клишино, куда только эхом долетали известия о событиях в «большом мире», уж таков был уклад сельской жизни в российской глубинке.

Приход жил своей жизнью, и ее самым главным событием стало крушение карьеры священника Георгия Постникова. Неизвестно, в чем он провинился, но, как отмечено в клировой ведомости 1834 года, он был в 1833 году переведен на причетническое место в село Польное Ряжской округи.

До 1835 года священническое место оставалось «праздным», а прихожане ходили в храмы соседних сел, дожидаясь назначения нового настоятеля. Наконец на место «низведенного в причетники» бывшего попа Георгия Постникова прислали молодого батюшку Илью Федоровича Окунькова, уроженца соседнего села Сосновка. Илья Федорович был сыном дьякона тамошней Покровской церкви отца Федора Иосифовича Ильинского В 1834 году, в возрасте 21 года, Илья Окуньков окончил курс Рязанской духовной семинарии с аттестатом второго разряда. По закону и православному обычаю перед рукоположением в сан выпускнику семинарии надлежало жениться, а на это требовалось одобрение епархиального начальства. Впрочем, за многие-многие поколения, сменявшие друг друга, процедура создания семьи молодым священником была отработана до мельчайших деталей, поэтому никаких проблем с этой стороны не возникло. Получив от консистории специальный документ – «билет для поступления в брак», – Илья Федорович венчался с девицей Агриппиной Александровной, 1818 года рождения, которой, стало быть, шел лишь шестнадцатый годок. После этого 25 января 1835 года владыка Евгений, архиепископ Рязанский, рукоположил его в сан, и за его подписью была выдана ставленая грамота на имя Ильи Федоровича Окунькова, поставляемого на штатное священническое место при церкви Рождества Пресвятой Богородицы в селе Клишино Зарайского уезда.

Из других событий, зафиксированных в ведомости, заслуживает внимания сообщение о коллизии в семействе дьячка Ивана Петрова – сам причетник умер в 1822 году. В том же году его дочь Параскева Ивановна вышла замуж, хотя ей едва исполнилось 14 лет. Церковные законы позволяли девицам вступать в брак с 13 лет, но такое случалось нечасто – все же ро- дители предпочитали «придержать девицу» лет хотя бы до 15–16. Однако Пелагею Яковлевну, вдову дьячка Ивана, вынуждали как можно скорее выдать замуж дочь житейские обстоятельства. Место дьячка на клишинском приходе осталось «за семьей» умершего Ивана Петрова в качестве приданого дочери. Занять его пожелал студент Рязанской духовной семинарии Харлампий Борисович Лосев, которому в ту пору исполнилось 22 года. Родом Харлампий Борисович был из села Прудки Зарайской же округи, происходил из семьи священника тамошней церкви Бориса Ивановича Лосева.

Для того чтобы стать дьячком в Клишино, Харлампий Лосев оставил учение в грамматическом классе семинарии, подав прошение об исключении. Он объяснил, что желает вступить в брак и занять должность дьячка при Бо- городице-Рождественском храме села Клишино. Через пять лет после поставления на место дьячка, 14 июля 1827 года, владыкой Сергием, архиепископом Рязанским, он был посвящен в стихарь. За два года до этого, в 1825 году, у Харлампия и Параскевы родилась первая дочь Евдокия. Надо думать, что молодость жены заставляла супруга первые годы брака особенно оберегать ее, чтобы ненароком не погубить. Историями такого рода пестрят метрические книги той поры – неокрепшие, совсем моло- денькие жены 14–16 лет, не знавшие даже, что такое врачи и медицина, очень часто умирали первыми родами. До трети таких «молодаек» умирали именно так. Но семейство Лосевых Бог миловал. После первой дочки в 1831 году родился еще и сын Алексей.

В семействе пономаря Стефана Иванова изменения были только в лучшую сторону. Росли дети, радуя родителей, не за горами была уже пора, когда они станут самостоятельными.

Старший, Сергей, коему было 23 года, в 1834 году учился в высшем отделении Рязанской духовной семинарии. Андрей, 18 лет, в той же семинарии учился в среднем отделении. Двенадцатилетний Петр «грыз гранит науки» во втором классе Зарайского духовного училища. Младшенький Николай, трех лет от роду, жил дома, радуя родителей. Екатерина Стефановна, старшая дочь пономаря, в 1822 году, в один год со своей подружкой, дьячковской дочкой Параскевой, так же, как и она, вышла замуж. Пятнадцатилетнюю Катеньку сосватал Василий Данилов, служивший дьячком при храме в селе Долгомостье Зарайской округи.

На приходе насчитывалось 29 крестьянских дворов, в них жили 106 мужчин и 110 женщин. Кроме того, при фабрике, которой владели Наталья Ивановна и Варвара Семеновна Гусятниковы, жили 175 мужчин и 200 женщин, которые были записаны «одним двором».

По сведениям клировой ведомости

О своем храме и причт и прихожане знали совсем немногое. Во всяком случае, кто и когда именно построил церковь Рождества Пресвятой Богородицы в селе Клишино, не помнили. Подробных записей не вели, и по прошествии времени позабыли, как там и что было сто лет тому назад. Поэтому в ведомости 1850 года так и писали: «Построена та церковь неизвестно кем и когда. Зданием каменная, с таковою же колокольней. Крепка. Престолов в ней: в на- стоящей холодной – во имя Рождества Пресвятой Богородицы, в приделе же престол во имя Всех Святых». Некоторые подробности обустройства церкви дает книга «Историко-статистическое описание церквей Рязанской епархии. В ней сообщается: «Церковь села Клишино имеет алтарь с тремя полукружиями, трапезу с приделом в честь Всех Святых и трехэтажную колокольню, которая соединена с трапезой. В главном алтаре над престолом расположена сень. Трапеза отделяется от храма стеной с аркой. В северном углу трапезы… находится старинная изразцовая печь с лежанкой. Внутри стены окрашены и имеют углубления: в алтаре – одно и в трапезе – два. В одном из них помещается изображение Спасителя в темнице. Наружные стены гладкие. Наверху церкви находится 5 глав, кроме той, которая поставлена над приделом трапезы. Вокруг церкви устроена деревянная ограда. Между священными предметами встречаются более или менее старинные, хотя не из очень глубокой старины. Между богослужебными книгами находятся: напрестольное Евангелие 1688 года, месячная Минея 1691–1692 годов, “Благодарственное моление на восшествие на престол и коронование Императрицы Ека- терины II”, напечатанное в 1762 году. Причта положено издавна – священник и два причет- ника. Дома священника и дьячка собственные, деревянные, на церковной земле. У пономаря своего дома не было, жил на квартирах. Земли при оной церкви усадебной 1500 квадратных саженей, пахотной пропорции нет, сенокосной совершенно нет».

Земля церковной доли была нарезана при- близительно, на глазок. Владели ею крестьяне, а причту полагалось 92 рубля 54 копейки, кото- рые выделялись от щедрот «купеческой дочери и фабрикантши Любови Сергеевны Гусятниковой». Почему выплачивалась именно такая, до копеечки когда-то высчитанная сумма, так же никто не помнил. Но, очевидно, какой-то резон в этом был. «Разных мануфактур содержательница и фабрикантша, бывшая купеческая дочь» Любовь Сергеевна Гусятникова наследовала имущество своих родственников, но сама при фабрике не жила, однако поддерживала традиции благотворительности. В 1850 году рабочие, жившие при фабрике Гусятниковой, расселились по 24 дворам – 97 мужчин и 102 женщины.

Кроме того, в селе был 31 крестьянский двор, там проживали 125 мужчин и 141 женщина. Всего же прихожан в 1850 году числилось 222 муж- чины и 243 женщины.

Кроме денег от Гусятниковой, священник и причетники получали постоянный, столь же на удивление точно выведенный оклад – 83 рубля 99 копеек. В ведомости было прописано замечание о том, что «содержание причта бедное». Выручали только требы, «братская кружка» да «доброхотные даяния». Это было самое верное дело – прихожане своих служителей храма поддерживали, чем могли. В заметках о приходе, включенных в книгу «Описание церквей…», уже цитированную выше, сказано, что клишинцы «набожны и часто берут из дома иконы для служения молебнов».

В кратких характеристиках причта указывалось, что священник Окуньков в год читал две проповеди – одну в Никольском соборе города Зарайска, другую в своей церкви. Еще сообщалось: «Катехизис знает порядочно. Читает хорошо. Простое пение знает очень порядочно, а нотное недостаточно. Поведения очень хорошего». К 1850 году в семействе батюшки Ильи Федоровича и матушки Агриппины было пятеро детей. Старшая, Елизавета, родившаяся 1838 году, училась читать и писать дома. Сын Алексей Окуньков, 1839 года рождения, посту- пив в Зарайское духовное училище, обучался «на содержании отца». Были еще шестилетняя Лариса, трехлетняя Анна и годовалый Петр.

Служебные умения и знания дьячка Харлам- пия Борисовича Лосева ведомость характеризует так: «Читает порядочно, простое пение знает хо- рошо, нотное пение знает несколько (немного). Катехизис помнит мало. Поведения хорошего». Алексей, старший сын Харлампия Борисовича и Параскевы Ивановны, учился в высшем отделении Рязанской духовной семинарии, ему уже исполнилось 20 лет. Дочери Марии тогда было 3 года, сын Иоанн умер в младенчестве. Ничего не говорилось про старшую дочь, Евдокию. Теща дьячка Харлампия Борисовича, Пелагея Яковлевна, все так же числилась «сиротствующей при храме», как вдова «бывшего в числе причта дьячка Ивана Петрова». Жила она в доме зятя Лосева «на пропитании своими трудами».

В середине века

В начале 1850-х годов в положении причта произошли некоторые перемены. Прежде всего это коснулось землевладения. В 1852 году было проведено новое межевание, осуществленное по всем правилам. А именно: «Земли при церкви, вновь отмежеванной 1852 года октября 23- го дня внутри дач села Клишина, в составе коих часть приусадебной церковной земли, в участке к ним значится усадебной и огородной земли 1707 квадратных саженей, пахотной удобной 30 десятин 602 квадратные сажени. Под проселочными дорогами десятина и 494 квадратных сажени, яровой 2 десятины и 1738 квадратных саженей. Владеют этой землей священно- и церковнослужители».

Вскоре после этого межевания вышел «за штат» престарелый псаломщик Стефан Иванович Смирнов, которому в 1855 году исполни- лось 77 лет. Из Клишино вместе с незамужней дочерью Марией Стефан Иванович перебрался в село Подлесное Михайловского уезда, где его сын Андрей Смирнов служил приходским священником. На место Смирнова никто не пришел, так как приход был маленьким, и причт пришлось сократить.

Не одно только семейство пономаря покинуло Клишино в этот период – тогда наметилась целая тенденция исхода из села. Связано это было, очевидно, с сокращением оборотов на фабрике Любови Сергеевны Гусятниковой, где произошло резкое сокращение рабочих. Фактически ушло три четверти работавших мужчин – было 97, осталось 25 человек. Количество женщин-работниц сохранилось прежним – около ста человек. Семейных не было или были в небольшом количестве, поскольку фабричные снова писались как живущие «в одном дворе», то есть обитали в казарме при фабрике. Вполне возможно, что это было связано с тем, что за рекой, в деревне Озерки, ставшей после построения там храма селом Озеры, бурно развивалось ткацкое дело. Там одна за другой открывались фабрики Щербаковых и Моргуновых, на которых было выгоднее работать, чем у Гусятниковой. Вот клишинские работники и потянулись в Озеры, а на их место брали пришлых из дальних мест, тех, для кого деньги, которые платили на клишинской мануфактуре, были хорошим заработком. Всего же, вместе с числившимися «крестьянскими», в селе к 1855 году было 37 дворов, а в них обитали 214 мужчин и 268 женщин. Преобладание женского населения получилось из-за того, что на мануфактуре Гусятниковой работали преимущественно женщины. Из общего числа жителей села грамотными были 53 мужчины и 10 женщин.

Настоятель Илья Окуньков
и его училище
Клировая ведомость не лукавила в том пункте, где говорилось, что клишинский иерей Илья Федорович Окуньков «поведения очень хорошего». Судим и штрафован он не был, а вот с положительной стороны показать себя начальству получил возможность, когда ему довелось служить в крестовой церкви (так назывались домовые храмы русских архиереев) Рязанского архиепископа Гавриила. Была тогда такая практика – время от времени приходских священников «вызывали на служение», чтобы посмотреть, чего они стоят как иереи. Так вот, отец Илья Окуньков 7 марта 1854 года «за продолжительное, при постоянном честном поведении, служение алтарю Господню и отличную попечительность о благоустроении приходского храма Божия при богослужении в крестовой церкви» был награжден набедренником.

Служение отца Ильи пришлось как раз на время правления епархией архиепископа Гавриила, который, как уже говорилось в рассказах о соседних с Клишино приходах, особое внимание уделял просвещению крестьян, всячески поощряя открытие школ самых разных форм и размеров – лишь бы были. Священникам, как людям наиболее образованным, вернее, учившимся в более тщательно организованных школах с крепкой дисциплиной, а вместе с тем хорошо знавших бытовые стороны крестьянской жизни, в деле народного просвещения отводилась главная роль учителей и наставников.

Достаточного количества не только интеллигентов, но и просто в должной степени образованных людей, способных занять место учителя, в 1830–1860 годах катастрофически не хватало. Те же, кто мог бы стать учителем, не хотели этим заниматься, так как при постоянном дефиците образованных людей они рассчитывали устроить свою судьбу в городе гораздо лучше. Охотников жить в глуши, среди крестьян, заниматься тяжелым трудом, требующим отдачи всего себя детям, получая очень скромные деньги и не имея практически никаких перспектив для карьерного роста, находилось немного.

А священники, большей частью происходившие из семей сельских попов и причетников, чувствовали себя в крестьянской среде как рыба в воде. Они имели достаточное образование, а карьеристских побуждений, которые могли манить их в города, не имели, поскольку венцом их карьеры было получение прихода. Назначение благочинным, выборы в депутаты от духовенства – все это не означало оставления прихода. Выше в церковной иерархии могли идти только принявшие монашество. Отсюда и понимание приходскими батюшками своего места и роли в жизни. Поэтому удобнее всего было делать проводниками просвещения и образования крестьян именно священников, и лучшие из них добились на этом поприще значительных результатов. В их числе был и отец Илья Окуньков, который, следуя установивше- муся при архиепископе Гаврииле направлению действий, приложил немало усилий, чтобы повысить грамотность на приходе.

Он собирал у себя дома ребятишек и обучал их письму и чтению. Тем временем при его живейшем участии строился дом, в котором разместилось церковноприходское училище. За эти труды в 1866 году он удостоился архиепископского благословения, а клировые ведомости зарайских церквей от 1870 года сообщают нам, что «с 1 июля 1867 года Илья Федорович Окуньков был утвержден наставником крестьянских детей в открытом им (в собственно им выстроенном особом доме) церковноприходском училище».

Отметка в той же ведомости о состоянии прихода позволяет предположить, что дела на фабрике Гусятниковой опять пошли в гору, туда снова набрали мужчин, которых стало почти столько же, сколько и работниц – 92 против 104. Но жили они все так же при фабрике «одним двором», то есть количество прихожан выросло весьма значительно.

В 1865 году умер дьячок Харлампий Борисович Лосев. Его старшие сыновья, окончив семинарию, уже были священниками. Младший, Иван Лосев, которому исполнилось 15 лет, учился в высшем классе Зарайского духовного училища, но тоже собирался идти дальше в семинарию. Ставшее праздным штатное место дьячка, таким образом, оставаясь «за семьей», его мужской части было не нужно, и оно стало приданым дочери покойного дьячка, Марии Харлампиевны. К ней посватался выпускник Зарайского духовного училища Стефан Иванович Васильевский, изъявивший желание, женившись на Марии Харлампиевне, занять место дьячка. После свадьбы, 1 августа 1865 года, Стефан Иванович был определен в дьячки и посвящен в стихарь. Читал он хорошо, умел петь не только «просто», но и по нотам. В доме молодоженов поселилась и теща Стефана Ивановича, вдовствующая Параскева Ивановна. Она тоже когда-то, как и ее дочка, шла замуж, имея в качестве приданого место дьячка, оставшееся «праздным» после смерти ее родителя, доводившегося новой дьячихе дедом. Таким образом, «дедушкино наследство» выручило еще и внучку. Воистину, такое место при храме выходило «дороже серебра и злата» – ни украсть его, ни потерять, ни разменять было невозможно.

Младший брат Марии, Иван Харлампиевич, окончив Духовное училище в Зарайске, поступил в семинарию, но из четвертого класса вышел, предпочтя служение педагогом. Пройдя начальные этапы этой карьеры, в 1890-х годах он заведовал приходским училищем в городе Рославле Смоленской губернии и преподавал там же Закон Божий. Женат он был на Ефросинье Васильевне Лосевой, служившей учительницей в той же школе.

Наследники

Прослужив на одном приходе более сорока лет, достойный пастырь Илья Федорович Окуньков умер осенью 1879 года, и приход по традиции перешел к его зятю. Старшие сыновья уже давно выучились и служили на своих приходах. Младший же сын отца Ильи, Александр Окуньков, в 1860 году окончив семинарию, «уволился в епархиальное ведомство». С той поры к моменту смерти отца Ильи минуло 19 лет, и если Александр Ильич хотел бы, мог получить приход отца, который вышел бы «за штат», гораздо ранее того. Но этого не произошло, поэтому приход достался Михаилу Прокофьевичу Сардановскому, в 1866 году посватавшемуся к дочери священника Окунькова, Анне Ильиничне, которой минуло 19 годков. Жених – сын дьякона церкви в селе Горностаевка Михайловского уезда – был выпущен из семинарии с аттестатом второго разряда в 1864 году и два года спустя надумал принять сан и получить приход. Для этого надо было вступить в брак, и подходящая невеста нашлась в доме иерея Окунькова, где и согласились отдать дочку за недавнего семинариста, имевшего твердое уверение, что он получит приход.

Все произошло так, как это было множество раз до того и после. Молодых повенчали, а 13 июля 1866 года владыка Иринарх, архие- пископ Рязанский, рукоположил Михаила Сардановского в сан и назначил его на штатное место священника при Николаевской церкви села Авдеево Зарайского уезда. Три года спустя – 5 июня 1871 года – владыка Алексий (Ржаницын), архиепископ Рязанский, переместил отца Михаила к церкви Рождества Пресвятой Богородицы в селе Радушкино Зарайского уезда. Служа там, отец Михаил проявил себя как деятельный пастырь, и 1 декабря 1876 года «за заботу о построении храма и пожертвование» получил благодарность и благословение влады- ки Палладия, епископа Рязанского. С той поры отец Михаил, что называется, «попал на заметку», и в 1878 году, «в третий день апреля», последовало новое поощрение – «за честное, усердное и полезное служение» епископ Палладий наградил иерея Михаила Сардановского набедренником. После смерти тестя отец Михаил изъявил желание перейти на приход в Клишино, и веской причиной для епархиального начальства дать на это согласие была готовность иерея Сардановского принять на себя заботу об овдовевшей теще. Прошение было удовлетворено, и 22 декабря 1879 года отец Михаил начал служить в Клишино.

К тому моменту у Михаила Прокофьевича и Анны Ильиничны было уже пятеро детей, в основном дочки. Старшая, Александра, которой в 1880 году исполнилось 12 лет, была отдана в женское училище села Белоомут. Десятилетний сын Николай тогда учился в приготовительном классе Зарайского духовного училища «на со- держании отца». Дома, при родителях, жили названная в честь бабки Агриппина 7 лет, Ольга 4 лет и Клавдия 2 лет. С ними стала жить ов- довевшая Агриппина Александровна, которой уже исполнилось 63 года. Никакого содержа- ния ей дано не было, так как зять, став приходским священником вместо ее умершего мужа, обязался принять вдовицу на свое иждивение.

В семействе же дьячка Васильевского все шло своим чередом. У Стефана Ивановича и Марии Харлампиевны кроме старшей дочери Марии в 1874 году родился сын Александр, а в 1878 году – Иван.

К тому моменту старостой храма «четвертое трехлетие кряду» состоял крестьянин Егор Иванов, но в 1880 году его переизбрали, и ставший новым старостой Константин Егоров оставался в этой должности «три трехлетия».

В селе произошли значительные перемены в связи с тем, что фабрика, много лет принадлежавшая Гусятниковым, перешла к Китаевым, новым людям, которые вышли из купеческого сословия, получив звание дворян, служа во флоте.

К тому, что в селе поселились Китаевы, среди которых были не только «просвещенные мореплаватели», но и вышедшие в отставку военные инженеры, то есть состоятельные и образованные господа, с ними породнились члены семей «озерских крезов», как называли владельцев огромных текстильных фабрик в селе Озеры, ворочавших миллионными суммами. Выходцы из кланов Моргуновых и Щербаковых посватались к дочерям Китаевых и стали их зятьями. Все эти события сказывались на положении прихода. Судите сами: в декабре 1878 года в рязанский «Общественный Сергея Живаго банк» были положены два билета (по 600 рублей каждый), дававшие ежегодно по 36 рублей процентов. В Коломенский городской общественный банк Кислова 20 февраля 1879 года был положен билет в 500 рублей, проценты с которого шли в пользу причта клишинской церкви. В ноябре того же 1879 года в «Общественный Сергея Живаго банк» был положен билет в 850 рублей. В тот же банк 5 февраля 1880 года поместили вклад 200 рублей, дававший церкви процент 12 рублей. Всего же, как сообщают в описании храма «Рязанские епархиальные ведомости», «был приобретен капитал в 3550 рублей». В сравнении с грошами, отсчитывавшимися до последней копеечки, которые перепадали причту в прежние времена, в домах священно- и церковнослужителей, можно сказать, воцарились достаток и благополучие.

Да и сами эти дома были не чета прежним! Еще при отце Илье Окунькове в 1878 году при церкви построили деревянную сторожку. По- том на средства клишинского крестьянина Кон- стантина Егоровича Сотскова был выстроен каменный дом для священника, который стал собственностью церкви. С 10 мая 1885 года иерей Михаил Сардановский был утвержден в должности учителя клишинской церковно- приходской школы резолюцией архиепископа Феоктиста. Стараниями отца Михаила к 1890 году были изысканы средства для построения специального дома, в котором разместилось учебное заведение. Именно за эти шаги по обустройству приходской жизни, «за сооружение каменного дома для жительства священника и школы», 20 января 1891 года священнику Михаилу Сардановскому была объявлена благодарность от архиепископа Феоктиста. В тот же день от епархиального начальства был выдан «похвальный лист» Константину Сотскову. Благие дела местного филантропа оценили и его земляки, 30 сентября 1895 года выбравшие Константина Егоровича сельским старостой. В своем выборе они не ошиблись, поскольку в клировой ведомости о нем было сказано особо: «Константин Сотсков проходит должность старосты усердно».

Двумя годами позже, 29 мая 1897 года, «за попечительство о приходском храме» отец Михаил, по резолюции преосвященного Меле- тия, епископа Рязанского, «за попечительство о приходском храме» был награжден фиолетовой скуфьей.

Была в числе наград клишинского священника и довольно необычная для человека его возраста и занятия. 31 декабря 1903 года светские власти представили его к награждению серебряной медалью «В память царствования императора Александра III» «за совершенный им подвиг самопожертвования при спасении утопавшей в реке Смедове крестьянки». От Святейшего Синода отцу Михаилу 14 апреля 1904 года поднесли камилавку. Особенно следует подчеркнуть, что отцу Михаилу на тот момент, когда он бросился в Смедову, спасая тонущую прихожанку, было уже более 60 лет. Не совсем подходящий возраст для совершения подвигов такого рода! Но в том-то и дело, что священник не очень задумывался о себе. Всю жизнь он пытался спасать души своих прихожан, а когда потребовалось, спас одной из них и жизнь, рискуя погибнуть. 6 мая 1904 года батюшку Михаила Прокофьевича, по представлению консистории, Святейший Синод пожаловал золотым наперсным крестом.

Новый век, новые люди

В семействе Сардановских за прошедшие годы произошли большие перемены. Старшие сыновья, окончив курс наук, уже жили сами по себе. Дочка Агриппина вышла замуж и тоже не числилась на приходе. Другая дочь, Ольга, в свои 19 лет «невестилась» – так тогда называли ожидание сватовства. Клавдия, которой исполнилось 16 лет, училась в местной земской школе. Что характерно – в той же школе учились все младшие дети Сардановских: Анна, Мария, Василий, а потом и Александр. Деньги на содержание школы давало местное сельское общество и церковный приход. В этом заключалось «влияние времени», если хотите, реальное проявление тех перемен, которые происходили в сельской жизни. Труды архиепископа Гавриила и двух поколений рязанских священников не прошли даром. На исходе XIX века сельским жителям уже не нужно было для получения начального образования отправлять совсем маленьких детей куда-то далеко от дома.

И все же, рано или поздно, тем молодым людям, кто желал продолжить образование, приходилось покидать отчий кров. Выучившись в земской школе, Василий Сардановский в 1900 году, когда ему исполнилось 14 лет, поступил в Рязанскую духовную семинарию, по окончании которой «пойти по семейной линии» не захотел. Он предпочел поступить в военную службу и к 1913 году выслужился до прапорщика. Брат его, Александр, бывший двумя годами младше, после земской школы поступил в Зарайское духовное училище, а потом тоже пошел в семинарию. Но и он, окончив семинарский курс, священником или дьяконом не стал и, избрав педагогическую стезю, служил учителем. В этом также проявлялась определенная тенденция, «веяние времени»: поповичи не желали становиться священниками. Сословные перегородки уже разделяли общество не так явно на касты дворянства, духовенства, мещанства и крестьянства. Слишком много дорог открывалось перед молодыми людьми, слишком невыгодной и скучной казалась им жизнь сельского пастыря.

Постепенно менялась жизнь прихода и в других направлениях. Так, наконец-то причту был положен постоянный оклад – священнику платили 294 рубля в год, дьякону на должности псаломщика – 98 рублей. Немного, конечно, но к тем суммам прибавлялись 200 рублей, которые приносила плата за аренду земли – 30 десятин 602 квадратных сажени пахотной и 2 десятины сенокосной. Проценты с билетов в банке давали священнику 120 рублей, а псаломщику – 40. «Поповский жребий» от кружечного сбора равнялся 165 рублям, доля псаломщика составляла 55 рублей. Еще по большим праздникам «ходили по приходу», служа в домах молебны, совершали требы, за которые тоже взималась плата, соразмерно возможностям прихожан. Эти доходы улучшали финансовое положение причта.

Поступивший на приход в 1879 году священник Михаил Сардановский прослужил в Клишино до лета 1916 года, и на семьдесят седьмом году жизни решил выйти за штат. Место священника и приход отец Михаил, как было принято, передал родственнику. Так же, как и он сам когда-то получил место от тестя, так и себе на смену он призвал зятя, Андрея Ивановича Молчанова, женатого на его дочери Ольге Михайловне.

Новому настоятелю Богородице-Рождественской церкви в 1916 году уже исполнилось 44 года, и он успел переменить несколько мест службы. Сын дьячка, пройдя все положенные искусы образования, он в 1893 году окончил курс семинарии и на первых порах стал учителем Екатерининской церковноприходской школы в Рязани, преподавал там закон Божий. Оттуда Андрей Иванович перешел на место законоучителя в церковноприходскую школу при Иоанно-Богословском общежительном монастыре Рязанского уезда. Прослужив в школе до 1897 года, Андрей Иванович пожелал принять сан, и по рукоположении во священника был определен на место к Троицкой церкви села Никольские Тумы Касимовского уезда. Служение в храме он совмещал с преподаванием Закона Божия в трех школах: приходской, земской и воскресной, открытых в том селе. В феврале 1899 года священника Молчанова перевели в село Вороновку Рязанского уезда, и там же он преподавал в двух школах, имевшихся при приходе. За свои труды в 1903 году отец Андрей был награжден набедренником, в 1906 году – скуфьей, в 1915 году – камилавкой.

В сентябре 1916 года, по выходе тестя за штат, отец Андрей Молчанов перевелся на приход в Клишино, поселившись в церковном доме, выстроенном для священника. Прежний батюшка, отец Михаил Прокофьевич, вместе с матушкой Анной Ильиничной переселился в собственный дом, купленный несколько лет назад.

Общий итог

Приход нового батюшки совпал с наступлением страшного времени. В 1916 году все в России уже шло наперекосяк. Пострадали миллионы людей. Одних обожгло горе потери близких на фронте, а другие жили в постоянном страхе за тех, кто еще был жив. Спасаясь от опасности попасть на фронт, все мало-мальски способные работать бежали на военные заводы, работники которых не призывались в армию. Да и платили там больше, чем где бы то ни было. В результате замерла перерабатывающая отрасль: крупных предприятий тогда еще не было, а все средние и мелкие (пекарни, колбасные фабрики, сыроварни, маслозаводы и прочие) обезлюдели, потому что их работники или ушли воевать, или окопались на снарядных фабриках и других заводах, выпускающих военную продукцию.

Тогда было невозможно достать обувь (она просто не выпускалась) – все предприятия шили сапоги и ботинки для армии. Донашивали дово- енную одежду – все ткацкие фабрики работали на армию, получая от казны выгодные заказы, да и шить стало некому. Крестьяне начали прятать хлеб, понимая, что цены на продовольствие еще вырастут.

Так возник товарный и продовольственный дефицит, усугубившийся действиями торговцев, которые, не желая упускать доходы, плывущие в руки, даже обязательный (как сейчас бы сказали – «социальный») набор продуктов продавали по взвинченным ценам. Делалось это очень просто: заказывались вагоны товаров «на предъявителя», получатель не получал их по месяцу и более. Отсутствие товаров в лавках объяснялось неразберихой на железных дорогах, по которым в первую очередь гнали военные эшелоны. За это время происходил прогнозируемый скачок цен, который окупал затраты на штрафы железной дороге за простой, принося ощутимую прибыль тому, кто закупил товар «по старой цене». То, что люди не могли купить еды, торговцев волновало еще меньше, чем крестьян. Дефицит товаров породил черный рынок, на котором господствовали свои «короли», которые наживались, «играя с ценами». Любые попытки борьбы с этими явлениями терпели неудачу из-за развращающей коррупции, достигшей невиданных масштабов. Никаких реальных возможностей управлять ситуацией у царского правительства уже не было. К февралю 1917 года империя была измучена социальными проблемами, которые за годы войны превратились в бедствие.

Слова «родина», «присяга», «отечество», «долг» от злоупотребления ими измельчали, утратили великий смысл, свое воздействие на умы. Испарилось, выдохлось то самое состояние духа, которое летом 1914 года, в день объявления войны, вывело миллионы россиян на патриотические манифестации. При выходе на парадный балкон Зимнего дворца государя императора Николая Александровича стотысячная толпа людей самых разных сословий, собравшихся на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге, встала на колени… В 1917 году «за все это» никто не хотел умирать, ради «этого» уже не было сил терпеть.

Собственно, февраль 1917 года начался как стихийный бунт не столько против монархии, сколько вообще против военно-тыловой вакханалии. У высшей власти не было воли сопротивляться – по свидетельству присутствующих при отречении императора, Николай II подписал все необходимые бумаги «так легко, словно эскадрон сдал». Этой управленческой и волевой немощью ловко воспользовались политики, которых теперь принято называть «либералами». Они сумели направить ненависть возмущенных масс людей в нужном им направлении. Первыми под ударами революционной стихии пали как раз те самые органы, которые полагали, что у них «все схвачено». Лишь после того, как этот контроль рухнул, из тюрем вышли политические заключенные, а из-за кордона прибыли в полном составе эмигрантские вожди запрещенных прежде партий, которые моментально набрали политический вес. Они активно ввязались в политическую борьбу, и именно тогда в их распоряжении появились загадочные миллионы денег, о происхождении которых до сих пор так много спорят.

 

НОВОСТИ:

Урок о новомучениках озёрских в Редькинской школе 15.12.2016

Урок об озёрском священномученике в Полурядинской школе 22.11.2016

День памяти священномученика Василия Архангельского 22.11.2016

День села в Емельяновке 15.11.2016