Членам причта было непросто уживаться в новом селе Озеры, где при внешнем показном благочестии под спудом кипели нешуточные страсти, и многие конфликты уходили своими корнями в самые давние времена, а столкновение интересов только разжигало пламя споров и ревности. Священнику приходилось лавировать между Сциллой и Харибдой, вернее, метаться меж двух огней. При благих побуждениях творить добро каждый озерский богач претендовал на право исключительности. Характеры же у них были очень непростые! Выбившиеся в «большие хозяева» из обычных «мастерков», из сельских кулаков времен крепостного права, Моргуновы и Щербаковы были ослеплены самодурством, представлениями о собственных неограниченных возможностях. Этим отличались многие «денежные мешки» из числа «чумазых», как «благородные господа» презрительно именовали нуворишей XIX века. В 1855 году фабрикант Василий Максимович Моргунов пишет митрополиту Филарету прошение, в котором жалуется на, как ему кажется, вопиющую несправедливость, проявленную в отношении него: «Попредложению нашего священника Егора Лукича Фаворского, который неоднократно мне внушал слово царя и пророка Давида – по возможности моего состояния возлюбить благолепие храма Божия, и по совету коего я сделал шесть риз на все местные иконы, помещавшиеся в иконостасе, с соблюдением от какого-либо повреждения в золоченых рамах с приличными стеклами и при том хорошей отделки, стоящие мне 400 рублей серебром, которые и были поставлены в сем 1855 году. Но в настоящее время из числа пожертвованных мною [икон] ризы с образов Христа Спасителя и Божией Матери сняты, и куда оные употреблены, мне неизвестно. А по слуху от людей дознал я, что будто бы крестьянин нашего села Кузьма Стефанович Щербаков в укоризну моего приношения вознамерился переменить иконы, почему, объяснив причины обстоятельств настоящего дела, всенижайшее прошу Вашего архипастырского распоряжения. Если у нас в храме из среды крестьян по какой-либо злобе или капризам будут отвергать усердствующих крестьян приношение, тем сами могут охладить сердца самых усердных приносителей. А Щербаков хотя и вознамерился еще сделать какое-либо приношение, но не должен отвергать по злобе прочего, ибо в храме Божием есть место и потребность употребить сумму по усердию – не только рубли, но и большие тысячи». После этого воззвания о справедливости иерей Георгий Фаворский по указанию Московской духовной консистории был призван к ответу в Коломенское духовное правление, где дал пояснения. Суть конфликта коренилась в соперничестве Моргуновых и Щербаковых, которое проявлялось буквально во всех областях озерской жизни. На тот момент, когда Моргунов пожертвовал рамы и стекла для местночтимых образов на сумму в 400 рублей серебром, церковным старостой был ярчайший представитель конкурирующего семейного клана фабрикантов милейший Кузьма Стефанович Щербаков, который, будучи одним из главных храмоздателей Введенского храма, считал себя в особом праве распоряжаться в церкви. Как объяснял потом отец Георгий Фаворский, крестьянин Кузьма Стефанович Щербаков по совету будто бы местного благочинного священника Преображенской церкви села Бояркино отца Амвросия Васильевича Уварова снял пожертвованные Моргуновым облачения и вместо них возложил на иконы собственные, серебряно-позлащенные. «Моргуновские» же ризы он предполагал использовать для оснащения двух других образов Спасителя и Божией Матери, которые уже были специально для того заказаны, чтобы их разместить «в других приличных местах храма». Вот и скажите теперь: на чью сторону должен стать приходской священник, когда оба жертвователя были «в своем праве»? Слава Богу, что в тот раз конфликт был разрешен митрополитом, чьей авторитет был непререкаем. Но опасная почва для соперничества сохранялась. К 1857 году состоялся небольшой реванш Моргуновых – на должность церковного старосты по выборам прошел Василий Максимович Моргунов, чего добиться при известной уже нам конкуренции кланов было совсем непросто. Ситуация обострилась после того, как умер храмоздатель Антип Моргунов и был похоронен в ограде сооруженного им храма. Свергнутый с должности старосты Кузьма Щербаков, так же, как и сын покойного Антипа Панфиловича, Петр Антипович Моргунов, также числящийся среди храмоздателей, большую часть времени живший в Москве, совокупно отказались впредь платить те самые 20 рублей серебром, которые прежде выплачивали дьякону взамен неотведенных ему двух десятин луговой земли. В качестве причины такого отказа было указано, что эти господа, «будучи храмоздателями, в настоящее время удалены от попечения о храме по настоянию местного причта». Из этого мы можем заключить, что как ни берегся отец Георгий Фаворский, все-таки он оказался вовлеченным в тяжелый местный конфликт, чтобы в конечном итоге стать его жертвой. Судя по всему, отец Георгий взял сторону Василия Моргунова, который щедро жертвовал на храм, украшая его за свой счет. Один только иконостас – тот самый, описание которого, взятое из перечня храмового имущества, было приведено выше, – обошелся Моргунову в 9 тысяч рублей. А кроме того, он выкрасил стены храма, устроил особые места для почетных прихожан, что вполне соответствовало его представлениям о почете, который должно воздавать тем, кто достоин. Он вдвое увеличил кружечный и кошельковый сбор, доведя его до 1200 рублей серебром, а свечной суммы до 15 рублей 16 копеек. Все эти заслуги были перечислены в представлении священника Фаворского, ходатайствовавшего перед митрополитом Филаретом о награждении достойного старосты. И достижениям Моргунова противопоставлялись потуги прежнего старосты Щербакова, который в 1856 году смог собрать кружечной и кошельковой суммы всего-то 450 рублей, а свечной суммы 7 рублей 70 копеек. Это сравнение наглядно демонстрировало, что Моргунов на посту старосты проявил себя лучше. И это не говоря уже о его собственных пожертвованиях. Несмотря на такие замечательные достижения, в награждении Моргунова священнику Фаворскому было отказано. Оказалось, что Василий Максимович дважды бывал под судом – один раз за браконьерскую порубку леса в общественном лесу, другой раз за нанесение побоев крестьянину Ивану Самонову из деревни Гладковой во время вспыхнувших на фабрике Моргунова «буйствах и беспорядках». На такой случай фабриканты обычно держали при фабрике знаменитых кулачных бойцов. Они в праздничные дни выводили фабричных людей разных хозяев «стенка на стенку», и те сходились на главной улице села. Господин фабрикант по примеру отцов взялся навести порядок на фабрике собственными средствами и слегка переусердствовал. Это стоило ему награды, так как судимых награждать было нельзя, даже если они по суду бывали оправданы. В этом проявилась определенная мудрость духовной власти, хорошо понимавшей, как в России работают суды. Лучше уж было перестраховаться и не награждать судимых вообще, нежели наградить некоего оправданного, чья невиновность обеспечивалась толщиной мошны.